Я помню тот Ванинский порт
И вид парохода угрюмый,
Как шли мы по трапу на борт
В холодные мрачные трюмы.
На море спускался туман,
Ревела стихия морская,
Вставал впереди Магадан –
Столица колымского края.
Не песня, а жалобный крик
Из каждой груди вырывался.
Прощай навсегда, материк,
Ревел пароход, надрывался.
От качки стонали зэка,
Обнявшись, как родные братья,
И только порой с языка
Срывались глухие проклятья.
Будь проклята ты, Колыма,
Что названа чудной планетой.
По трапу войдешь ты туда,
Оттуда возврата уж нету.
Пятьсот километров тайга,
Живут там лишь дикие звери.
Машины не ходят туда,
Бредут, спотыкаясь, олени.
Я знаю, меня ты не ждешь
И писем моих не читаешь.
Встречать ты меня не придешь,
А если придешь – не узнаешь.
На видео песню исполняет Михаил Гулько:
Неизвестный источник. Близкий вариант — на фонограмме В. Бутусова, CD «Митьковские песни. Материалы к альбому», «Союз», 1996:
ст. 7 «Вставал на пути Магадан -»
ст. 12 «Хрипел пароход, надрывался.»
ст. 19 «По трапу сойдешь ты туда,»
Другое название — «Колыма». Песня написана, очевидно, после Второй мировой войны (поселок и порт Ванино возведены в годы войны, когда взорвался порт в Находке) и не позднее начала 1950-х гг.
Михаил Демин в автобиографическом романе «Блатной» (1971) назвал эту песню лучшей песней о советских лагерях и приводит в разных местах три куплета. Третий из них поет блатной по кличке «Ленин», только что прибывший в Магадан, поздней осенью 1947 г. на Карпунке — т.е. в карантинных бараках (но Демин в романе допускает анахронизмы):
Клубился над морем туман.
Вскипала волна штормовая.
Вставал впереди Магадан —
Столица Колымского края.
Будь проклята ты, Колыма,
Что прозвана чудной планетой!
Сойдешь поневоле с ума.
Возврата отсюда уж нету.
Прощай, дорогая жена,
Прощайте, любимые дети.
Знать, горькую чашу до дна
Испить нам придется на свете.
(Демин М. Блатной. М.: Панорама, 1991. С. 46, 238)
В автобиографической повести Михаила Бобовича «К северу от Вуоксы» («Нева», 1998, № 10) ее поют в январе 1954 г. студенты-филологи ЛГУ на лесозаготовках в Карелии) — т.е., песня была популярна уже широко за пределами лагерной среды. Существует не менее десятка версий авторства, но ни одна не доказана. Подробнее см. статьи Фимы Жиганца (ниже) и Владимира Бахтина «Я помню тот Ванинский порт…: автор и песня» (1994). Есть близкая песня — «Лагерная» («Я знаю, меня ты не ждешь…»).
На видео — исполнение Сержа Никольского с ансамблем фабрики «Светоч» (1966):
ВАНИНСКИЙ ПОРТ
Из сборника Фимы Жиганца «Блатная лирика». Ростов-на-Дону: «Феникс», 2001, с. 220-224.
Одна из самых известных и популярных песен среди арестантов ГУЛАГа. Видимо, именно поэтому вокруг авторства текста столько споров. На мой взгляд, наиболее правдоподобна версия, которая приписывает стихи поэту Борису Ручьёву. В газете «Известия» это утверждал Виктор Астафьев: «Я знаю автора — это Борис Ручьев. При жизни он так и не признался в авторстве.» Борис Александрович Ручьёв по степени таланта вполне мог быть автором «Ванинского порта». В 1937 году Ручьёв был репрессирован и провёл долгие годы в сталинских лагерях. Реабилитирован в 1957 году. Остальные версии вызывают серьёзнейшие сомнения. Так, Валерий Сажин в статье «Песни страданья» («Звезда» № 1, 1990) приводит слова некоего П. Дороватского, который после окончания в 1928 г. ЛГУ поехал в 1933 году заниматься культпросветработой в Магадан. Здесь он организовал краеведческий музей и работал в редакции газеты «Верный путь». Вот короткий отрывок из воспоминаний П. Дороватовского: «Одним из выдающихся поэтов Колымского края надо считать Николая Серебровского. Он был шофером и часто печатал свои стихи в газете «Верный путь». В то время, когда я работал в редакции этой газеты, он часто заходил к нам. Ему было тогда не более 26-27 лет.
Всякий раз, когда он возвращался из рейса, он привозил что-то новенькое. Желающих ознакомиться с его творчеством я отсылаю к газете «Верный путь». Стихи Серебровского быстро подхватывались, и их пела вся Колыма.
Много лет спустя, однажды, уже на «материке», я услышал, как молодые голоса пели одну из лучших песен Серебровского» (ф. 1149, №2, л. 26; воспоминания написаны в 1973 г.).
Этой песней, по утверждению Дороватовского, и был «Ванинский порт». Больше о Серебровском и его стихах ничего не известно. К сожалению, это не дат возможности ни подтвердить, ни отвергнуть эту версию.
В марте 1994 года «Комсомольская правда» публикует письмо Л. Демина («Он помнил тот Ванинский порт»), где утверждалось, что авторство песни «От качки страдали зэка» принадлежит его отцу Ф. М. Демину (Благовещенскому), бывшему репрессированному, вторично осуждённому в 1962 году. В качестве подтверждения автор письма ссылался на то, что песня, среди прочих антисоветских произведений, ставилась в вину Ф. М. Демину при вынесении приговора. Что само по себе не является аргументом: людей обвиняли и в троцкистских заговорах…
Особо остановлюсь на версии, которую приводит В. Бахтин в статье «Я помню тот Ванинский порт: автор и песня», где автором текста называется бывший лагерник Григорий Матвеевич Александров. Причём цитируется письмо самого Александрова, где тот настаивает на своём авторстве, а в подтверждение приводит якобы своё стихотворение «Колыма» — как он пишет, «не искалеченное «филологами» КГБ». Александров утверждает, что написал стихотворение в 1951 году на 706-й командировке, и даже называет автора музыки — лагерника Зиновьева, которого через десять дней якобы за это убили охранники. Александрова спасло то, что никто не знал автора стихов, то есть его…
Однако утверждение Александрова, к сожалению, не выдерживает критики. И не только потому, что все его другие стихотворные опыты откровенно слабы. Не только по ряду откровенных нестыковок, на которые обратил внимание и сам Бахтин (за десять дней песня стала настолько популярной, что чекисты от дикой злобы уничтожили автора даже не музыки — напева! Какая уж музыка в лагере… Кстати, даже при самом пристальном изучении текста — в том числе «александровского» — не находишь ничего особо крамольного для «начальничков», за что бы у них были причины уничтожать самодеятельного композитора или поэта). Александров «прокалывается» элементарно. В одной, но очень важной строчке. Переделывая канонический текст под свой якобы «первоначальный», он даёт собственный вариант –
«Будь проклята ты, Колыма,
Что названа чудом планеты!..»
В то время как в каноническом тексте — «что названа чудной планетой». Если принять за версию то, что «александровские» стихи были первоначальными, получается, к сожалению, явный ляпсус. «Чудо планеты» — странное выражение. Какое «чудо планеты»? Кто так называл Колыму и почему? Ерунда… В то время как «чудная планета» понятна любому лагернику. Поскольку в ГУЛАГе бытовала ироническая частушка:
Колыма, Колыма,
Чудная планета:
Девять месяцев зима,
Остальное — лето!
Григорий Матвеевич неудачно и неосмысленно изменил строку при создании «оригинального текста», который якобы «исказили чекисты». Кстати, утверждения о том, что песню «отредактировали» в КГБ, бессмысленны. Если сравнивать «александровский» текст с каноническим, последний только выигрывает — и в экспрессивности, и в образности.
Но кто бы ни написал «Ванинский порт», эта песня остаётся сильнейшим произведением, ставшим народным и существующим в сотнях вариантов и переработок. Ниже я привожу текст, который дает Анатолий Жигулин в автобиографической повести «Черные камни». Его, на мой взгляд, можно считать каноническим.
***
Я помню тот Ванинский порт
И вид парохода угрюмый,
Как шли мы по трапу на борт
В холодные мрачные трюмы.
На море спускался туман,
Ревела стихия морская;
Лежал впереди Магадан —
Столица Колымского края.
Не песня, а жалобный крик
Из каждой груди вырывался.
«Прощай навсегда, материк!» —
Хрипел пароход, надрывался.
От качки страдали зэка,
Обнявшись, как родные братья,
И только порой с языка
Срывались глухие проклятья:
«Будь проклята ты, Колыма,
Что названа чудной планетой!
Сойдёшь поневоле с ума,
Оттуда (1) возврата уж нету!»
Пятьсот километров — тайга,
В тайге этой — дикие звери. (2)
Машины не ходят туда,
Бредут, спотыкаясь, олени.
Там смерть подружилась с цингой,
Набиты битком лазареты;
Напрасно и этой весной
Я жду от любимой ответа.
Не пишет она и не ждёт,
И в светлые двери вокзала,
Я знаю, встречать не придёт,
Как это она обещала. (3)
Прощай, моя мать и жена,
Прощайте, любимые дети:
Знать, горькую чашу до дна
Придётся мне выпить на свете…
Две последние строки повторяются
(1) Вариант — «отсюда».
(2) Вариант — «Где нет ни жилья, ни селений»
(3) Вариант —
«Не пишет она и не ждёт,
И писем моих не читает,
Встречать на вокзал не придёт,
А если придёт — не узнает».
***
Этот же вариант ранее опубликован в сб.: Черный ворон. Песни дворов и улиц. Книга вторая / Сост. Б. Хмельницкий и Ю. Яесс, ред. В. Кавторин, СПб.: Издательский дом «Пенаты», 1996, с. 28-30, ст. 13: «От качки стонали зека», ст. 34: «Прощайте вы, милые дети».
Анатолий Жигулин находился в колымских лагерях с августа 1951 до декабря 1953. Арестован он был, будучи первокурсником Воронежского лесотехнического института, в сентябре 1949 г. за членство в нелегальной марксистской организации «Коммунистическая партия молодежи», созданной в 1947 г. в Воронеже. Повесть «Черные камни» вышла в 1988 г. в журнале «Знамя» (№7 и 8). Путь Жигулина из Ванино до Магадана занял шесть дней:
Я приплыл в Магадан на корабле «Минск». Грузовой. В трюмах шестиярусные деревянные нары. Пулеметы направлены прямо в душу. Шесть суток. Болтало порою сильно. Как и в телячьем вагоне – параша, но не одна, а много. Когда в телячьем вагоне параша переполнялась, оправлялись возле нее. А на пароходе – выливали парашу в море. Оно глухо ворочалось за стальной ржавой степой. Шаткие, ведущие вверх трапы. по ним и тащили по многу раз в день параши. Они плескались. Однажды мне посчастливилось – я помогал нести эту огромную бочку и добрался до самого верха. Я увидел море – серое, свинцовое, с грязно-белыми барашками волн. И темные тучи у горизонта, и чайки… Вот и все, что запомнилось мне в краткий миг (на палубу меня не пустили, там были другие, более надежные, постоянные парашутисты, они и выливали парашу в море). Помнится еще, впрочем, мокрая пустынная палуба и опять пулеметы, пулеметы – шкассовские – на всех надстройках.
Жигулин А. Черные камни: Автобиографическая повесть. М.: Современник, 1990. С. 215.
ВАРИАНТЫ (10)
1.
Я помню тот Ванинский порт
И вид парохода угрюмый.
Как шли мы по трапу на борт,
В суровые мрачные трюмы.
На море спускался туман,
Ревела стихия морская.
Вставал впереди Магадан –
Столица Колымского края.
Не песня, а жалобный крик
Из каждой груди вырывался,
— Прощай навсегда, материк! —
Хрипел пароход, надрывался.
От качки стонали зэка,
Обнявшись, как родные братья,
И только порой с языка
Срывались глухие проклятья.
Будь проклята ты, Колыма,
Что названа черной планетой!
Сойдешь поневоле с ума,
Отсюда возврата уж нету.
Пятьсот километров — тайга,
В тайге этой дикие звери.
Машины не ходят туда,
Бредут, спотыкаясь, олени.
Там смерть подружилась с цингой,
Набиты битком лазареты,
Напрасно и этой весной
Я жду от любимой ответа.
Не пишет она и не ждет,
И в светлые двери вокзала —
Я знаю — встречать не придет,
Как это она обещала.
Прощай, моя мать и жена,
Прощайте, любимые дети.
Знать, горькую чашу до дна
Придется мне выпить на свете!
Запрещенные песни / Сост. А. И. Железный, Л. П. Шемета, А. Т. Шершунов. 2-е изд. М.: Современная музыка, 2004.
Аналогичный вариант под загл. «Ванинский порт» ранее опубликован в изданиях: В нашу гавань заходили корабли. Пермь: Книга, 1996; В нашу гавань заходили корабли. Вып. 2. М.: Стрекоза, 2000, отличие в двух строках:
ст. 18 «Что названа чудной планетой»
ст. 22 «Живут там лишь дикие звери»
2. Ванинский порт
Я помню тот Ванинский порт
И гул парохода угрюмый,
Как шли мы по трапу на борт
В холодные, мрачные трюмы.
От качки стонали «зека»,
Обнявшись, как родные братья.
Лишь только порой с языка
Срывались глухие проклятья.
Над морем сгущался туман,
Ревела стихия морская.
Лежал впереди Магадан —
Столица Колымского края.
Будь проклята, ты, Колыма,
Что названа чудной планетой!
Сойдешь поневоле с ума,
Отсюда возврата уж нету.
Семьсот километров тайга,
Где нет ни домов, ни селений.
Машины не ходят туда —
Бредут, спотыкаясь, олени.
Здесь люди болеют цингой,
Заполнены все лазареты.
Быть может, что этой весной
И ты не дождешься ответа.
Я знаю, меня ты не ждешь
И писем моих не читаешь.
Встречать ты меня не придешь,
А если придешь — не узнаешь.
Прости, моя родная мать.
И вы — малолетние дети.
Знать, горькую чащу до дна
Досталось мне выпить на свете…
Российские вийоны. М.: АСТ, ООО «Гея итэрум», 2001.
3. Я помню тот Ванинский порт…
Я помню тот Ванинский порт
И вид пароходов угрюмый,
Как шли мы по трапу на борт
В холодные, мрачные трюмы.
Над морем сгустился туман,
Ревела (кипела) стихия морская
Стоял впереди Магадан,
Столица Колымского края.
От качки стонали зека,
Обнявшись, как родные братья.
Лишь только порой с языка
Срывались глухие проклятья.
Прощай навсегда, материк!
Из каждой груди вырывался
Не песня, а жалобный крик.
Ревел пароход, надрывался.
Будь проклята ты, Колыма,
Что названа чудной планетой!
Сойдешь поневоле с ума,
Возврата оттуда уж нету.
Там часто болеют цингой,
Переполнены все лазареты,
И может быть, этой весной
Не получишь ты больше привета.
Шестьсот километров тайгой,
Где водятся дикие звери.
Машины не ходят туда,
Идут, спотыкаясь олени.
Прощай же ты, мать, и жена,
Прощайте же, милые дети!
Время настало, пора
Расстаться с вами навеки.
(Не жди меня, родная мать,
И вы, мои малые дети,
Знать, горькую чашу до дна
Досталось испить мне на свете).
Я знаю, меня ты не ждешь
И писем моих не читаешь,
Встречать ты меня не придешь
В открытые двери вокзала
(Об этом я знаю, родная).
Я помню тот Ванинский порт
И вид пароходов угрюмый,
Как шли мы по трапу на борт
В холодные, мрачные трюмы.
Записано от матросов Г. Лазичева и Н. Таратуты из Красноярска в 1960 году (в скобках указаны расхождения их вариантов).
Из статьи В. Бахтина «Я помню тот Ванинский порт…: автор и песня» (1994)
4. Колыма
Восемьсот километров тайга,
Блуждают там люди, как тени,
Машины не ходят туда,
Бредут, спотыкаясь, олени.
Я помню тот Ванинский порт
И вой парохода угрюмый,
Когда поднимались на борт,
Грузили нас в мрачные трюмы.
От качки стонали зека,
Стояли, обнявшись, как братья,
И только порой с языка
Чекистам срывались проклятья.
Над морем поднялся туман,
Ревела стихия морская,
Стоял впереди Магадан,
Столица колымского края.
Не песня, а яростный крик
Из каждой груди вырывался.
«Прощай навсегда, материк!»
Хрипел пароход, надрывался.
Будь проклята ты, Колыма,
Что названа чудом планеты,
Сойдешь поневоле с ума,
Оттуда возврата уж нету.
Я знаю, меня ты не ждешь,
И к дверям открытым вокзала
Встречать ты меня не придешь,
Об этом мне сердце сказало.
Прощай, дорогая жена
И милые малые дети,
Знать, горькую чашу до дна
Испить довелось мне на свете.
Из письма Григория Матвеевича Александрова (р. 1928), отправленного из Ташкента Владимиру Бахтину в 1990-е гг. (приведено в статье В. Бахтина «Я помню тот Ванинский порт…: автор и песня»).
Текст письма:
«Уважаемый С. М.!
Вы по телефону попросили у меня автограф. Посылаю неискалеченный «филологами» КГБ свой стих «Колыму». Я написал его в 1951 году на 706-й командировке (лагпункте) Тайшетлага, куда я попал за уничтоженную чекистами рукопись «Пасмуровое стадо обезьян» (о злодеяниях Сталина).
Мотив к стихам напел товарищ по нарам Зиновьев, а через неделю его убили «при попытке к бегству». «Попытка» — наглая ложь! Собака, на работе, перегрызла ему горло, а охранник в упор пристрелил его двумя пулями — в лоб и в грудь. О Зиновьеве донес сексот, что он автор музыки, и только за это Зиновьева убили. Узнай сексот о моем авторстве, я несомненно разделил бы участь погибшего. В позапрошлом году я прочитал в журнале и услышал по телевизору, что «Колыма», невесть почему, названа «Ванинский порт» и наречена народной песней. Я весьма рад, что песня стала народной. Авторство никогда не прельщало меня. Но мне обидно за муки Зиновьева.
Но даже не это главное. Недобрые руки изменили стихи. Чьи — понять не трудно…»
5. Я помню тот Ванинский порт
Я помню тот Ванинский порт
И гул парохода угрюмый,
Как шли мы с этапа на борт
В холодные мрачные трюмы.
От качки стонали з/к,
Обнявшись, как родные братья.
И только порой с языка
Срывались глухие проклятья.
А утром растаял туман,
Утихла пучина морская.
Восстал на пути Магадан –
Столица колымского края.
Пятьсот километров – тайга.
Качаются люди, как тени.
Машины не едут сюда,
Бредут, спотыкаясь, олени.
Будь проклята ты, Колыма,
Что названа черной планетой.
Сойдешь поневоле с ума –
Отсюда возврата уж нету.
Я знаю, меня ты не ждешь
И писем моих не читаешь.
Встречать ты меня не придешь,
А встретив, меня не узнаешь.
Русский шансон / Сост. Н. В. Абельмас. М.: АСТ; Донецк: Сталкер, 2005. (Песни для души).
6.
Я помню тот Ванинский порт
И вид парохода угрюмый,
Как шли мы по трапу на борт
В холодные мрачные трюмы.
На море спускался туман.
Ревела стихия морская.
Лежал впереди Магадан,
Столица Колымского края.
Не песня, а жалобный крик
Из каждой груди вырывался.
«Прощай навсегда, материк!» —
Хрипел пароход, надрывался.
От качки стонали зэка,
Обнявшись, как родные братья.
И только порой с языка
Срывались глухие проклятья:
— Будь проклята ты, Колыма,
Что названа чудной планетой.
Сойдешь поневоле с ума —
Оттуда возврата уж нету.
Пятьсот километров тайга,
В тайге этой дикие звери.
Машины не ходят туда.
Бредут, спотыкаясь, олени.
Там смерть подружилась с цингой,
Набиты битком лазареты.
Напрасно и этой весной
Я жду от любимой ответа.
Не пишет она, и не ждет,
И в светлые двери вокзала,
Я знаю, встречать не придет,
Как это она обещала.
Прощай, моя мать и жена!
Прощайте вы, милые дети.
Знать, горькую чашу до дна
Придется мне выпить на свете!
Последнее двустишие куплетов повторяется
Слова и музыка — не позднее 1951 года.
Шел трамвай десятый номер… Городские песни. Для голоса в сопровождении фортепиано (гитары). / Сост. А. П. Павлинов и Т. П. Орлова. СПб.: Композитор – Санкт-Петербург, 2005.
7. Ванинский порт
Я помню тот Ванинский порт
И вид парохода угрюмый,
Как шли мы по трапу на борт,
В холодные, мрачные трюмы.
На море спускался туман,
Ревела стихия морская.
Вставал впереди Магадан –
Столица Колымского края.
Не песня, а жалобный крик
Из каждой груди вырывался.
— Прощай навсегда, материк! —
Хрипел пароход, надрывался.
От качки стонали зэка,
Обнявшись, как родные братья,
И только порой с языка
Срывались глухие проклятья.
Будь проклята ты, Колыма,
Забытая Богом планета!
Сойдешь поневоле с ума,
Отсюда возврата уж нету.
Семьсот километров тайга,
Не видно нигде здесь селений.
Машины не ходят туда,
Бредут, спотыкаясь, олени.
Здесь смерть подружилась с цингой,
Набиты битком лазареты.
Напрасно и этой весной
Я жду от любимой привета.
Не пишет она и не ждет,
И в светлые двери вокзала –
Я знаю – встречать не придет,
Как это она обещала.
Прощай, моя мать и жена,
Прощайте, любимые дети.
Знать, горькую чашу до дна
Придется мне выпить на свете.
А я не уберу чемоданчик! Песни студенческие, школьные, дворовые / Сост. Марина Баранова. М.: Эксмо, 2006.
8. Я помню тот Ванинский порт
Я помню тот Ванинский порт
И крик парохода угрюмый,
Как шли мы по трапу на борт
В холодные мрачные трюмы.
От качки стонали зэка,
Обнявшись как родные братья,
И только порой с языка
Срывались глухие проклятья.
Не крики, а жалобный стон
Из каждой, груди вырывался.
Прощай навсегда, материк! —
Ревел пароход — надрывался.
Будь проклята ты, Колыма,
Что названа черной планетой.
Сойдещь поневоле с ума,
Отсюда возврата уж нету.
А утром растаял туман,
Утихла пучина морская.
Лежал впереди Магадан, —
Столица колымского края.
Пятьсот километров тайга
И люди там бродят, как тени.
Машины не ходят туда,
Бредут, спотыкаясь, олени.
Я знаю, меня ты не ждешь,
В открытые двери вокзала
Встречать ты меня не придешь —
Об этом мне сердце сказало.
Прощайте и мать, и отец,
И вы, мои родные дети,
Знать горькую чаши до дна
Досталось мне выпить на свете.
Будь проклята ты, Колыма,
Что названа черной планетой.
Сойдешь поневоле с ума.
Отсюда возврата уж нету.
Песни узников / Сост. В. Пентюхов. Красноярк: ОФСЕТ, 1995. (Песни политзеков собраны в основном от самих бывших политзеков в 1991 г. во время экспедиции на борту дизельэлектрохода «Латвия» по Енисею от Красноярска до Норильска, посвященной памяти жертв сталинских лагерей).
9.
Я помню тот Ванинский порт
И вид парохода угрюмый.
Как шли мы по трапу на борт
В холодные мрачные трюмы.
На море спускался туман,
Ревела стихия морская.
Лежал впереди Магадан –
Столица Колымского края.
От качки стонали Зека,
Обнявшись, как родные братья.
И только порой с языка
Срывались глухие проклятья.
Пятьсот километров тайга,
Живут там лишь дикие звери.
Машины не ходят туда,
Бредут, спотыкаясь, олени.
Там смерть подружилась с цингой,
Набиты битком лазареты.
Напрасно и этой весной
Я жду от любимой привета.
Будь проклята ты, Колыма,
Что названа чудной планетой.
Сойдешь поневоле с ума,
Оттуда возврата уж нету…
Я знаю, меня ты не ждешь
И писем моих не читаешь.
Встречать ты меня не пойдешь,
А если придешь – не узнаешь.
Две последние строки куплетов повторяются
Существуют и другие варианты мелодии этой песни.
Павленко Б.М. «На Дерибасовской открылася пивная…»: песенник: популярные дворовые песни с нотами и аккордами / Сост. Б.М. Павленко. -Ростов н/Д: Феникс, 2008. (Любимые мелодии). C. 106.
10. Ванинский порт
Я помню тот Ванинский порт
И крик парохода угрюмый,
Как шли мы по трапу на борт
В холодные, мрачные трюмы.
Не песня, а жалобный крик
Из каждой груди вырывался.
«Прощай навсегда, материк!» —
Хрипел пароход, надрывался.
От качки страдали зэка,
Обнявшись, как родные братья,
И только порой с языка
Срывались глухие проклятья.
Над морем сгущался туман,
Ревела стихия морская.
Лежал впереди Магадан –
Столица Колымского края.
Будь проклята ты, Колыма,
Что названа «чудной планетой».
Сойдешь поневоле с ума, —
Отсюда возврата уж нету.
Пятьсот километров тайга,
Где нет ни жилья, ни селений.
Машины не ходят сюда,
Бредут, спотыкаясь, олени.
Здесь дни, словно годы, идут.
Работу дают не под силу.
Пеллагра и каторжный труд
Сведут меня скоро в могилу.
Здесь смерть подружилась с цингой,
Набиты битком лазареты.
Напрасно и этой весной
Я жду от любимой ответа.
Я знаю, меня ты не ждешь
И писем моих не читаешь.
Встречать ты меня не придешь,
А если придешь – не узнаешь.
Прощайте, и мать, и жена,
И вы, малолетние дети!
Знать, горькую чашу до дна
Придется мне выпить на свете.
Русский шансон / Авт.-сост. И. Банников. М.: АСТ-ПРЕСС КНИГА. (1000 советов от газеты «Комсомольская правда»). С. 95-97.