Ведь я институтка (Черная моль)

Не смотрите вы так сквозь прищуренный глаз,
Джентльмены, бароны и леди.
Я за двадцать минут опьянеть не смогла
От бокала холодного бренди.

Ведь я институтка, я дочь камергера,
Я черная моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины — моя атмосфера.
Приют эмигрантов — свободный Париж!

Мой отец в октябре убежать не сумел,
Но для белых он сделал немало.
Срок пришел, и холодное слово «расстрел» —
Прозвучал приговор трибунала.

И вот, я проститутка, я фея из бара,
Я черная моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины — моя атмосфера,
Приют эмигрантов — свободный Париж!

Я сказала полковнику: — Нате, возьмите!
Не донской же «валютой» за это платить,
Вы мне франками, сэр, за любовь заплатите,
А все остальное — дорожная пыль.

И вот, я проститутка, я фея из бара,
Я черная моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины — моя атмосфера.
Приют эмигрантов — свободный Париж!

Только лишь иногда под порыв дикой страсти
Вспоминаю Одессы родимую пыль,
И тогда я плюю в их слюнявые пасти!
А все остальное — печальная быль.

Ведь я институтка, я дочь камергера,
Я черная моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины — моя атмосфера.
Приют эмигрантов — свободный Париж!

В нашу гавань заходили корабли. Пермь: Книга, 1996. — без заглавия. Перепечатано: В нашу гавань заходили корабли. Вып. 1. М.: Стрекоза, 2000, под загл. «Черная моль».

Этот же вариант под загл. «Черная моль» в сб.: Блатная песня. М.: Эксмо-Пресс, 2002, с двумя разночтениями:
ст. 1 «Не смотрите вы так сквозь прищур ваших глаз»
ст. 17 «Сказала полковнику: «Нате, возьмите!»»

Первое задокументированное исполнение — Аркадий Северный, «1-й Одесский концерт», январь-февраль 1975 г.

Форма и лексика идентичны другим песням из «белогвардейского» набора Северного — «Поручик Голицын«, «Не надо грустить, господа офицеры» и «Степь, прошитая пулями«.

«Поручика» реконструировал для Северного Владимир Раменский, он же написал «Не надо грустить» и, возможно, «Степь, прошитую». «Поручик», «Не надо грустить» и припев «Черной моли» сложены Ам4цжм (4-стопный цезурированный амфибрахий с чередованием женской и мужской рифм). «Степь прошитая» — ритмически близким Ан4цнм/ (4-стопный анапест с цезурным наращением в два слога и мужской парной рифмой). В этих песнях стандартный набор «белоэмигрантских» символов (донская степь, белая кавалерия, пьянка, офицерские звания старой армии и дворянские титулы), общие формулы — например, побудительные обороты с «не»: «Не смотрите вы так…», «Не падайте духом…», «Не надо грустить…». В «Черной моли» сверх того типичная для Северного «одессизация» песен («Одессы родимая пыль»). Еще одна ностальгическая песня Северного Ам4цжм — «Две черные розы», текст которой основан на стихотворении 1916 г.

Продолжая тему «белоэмигрантских» песен в ритмически близких размерах:

На автора «Черной моли» повлиял и «Шарабан» (похожий типаж героини). Северный исполнял «Шарабан», и она тоже сложена 4-стопным цезурированным стихом (но ямбом).

Парижская эмигрантская певица Людмила Лопато в воспоминаниях назвала автором «Черной моли» поэтессу Марию Вегу (в этом случае, песня возникла в Париже не позднее 1950-х гг.), но никаких других подтверждений этой версии нет. Среди публикаций Веги песня не обнаружена, ее собственные стихи не похожи на «Институтку».

Переделанная к реалиям харбинской эмиграции песня прозвучала в фильме «Восточный рубеж» (1982) из телесериала «Государственная граница», по сюжету ее исполняет в ресторане певица Ольга Анисимова, тайная сотрудница ОГПУ; роль исполнила артистка московской оперетты Инара Гулиева.

«Черная моль» в исполнении Аркадия Северного:

Исполнение Лаймы Вайкуле и «Акапеллы Экспресс» :

Максим Кравчинский

ДРАМА «ИНСТИТУТКИ»

Максим Кравчинский. Песни, запрещенные в СССР. Нижний Новгород, ДЕКОМ, 2008, с. 188-190. Ранее опубликовано в журнале «Шансонье», между 2004 и 2008.

Есть на свете песни, которые, кажется, были всегда. Включишь диск или кассету с записью «Мурки», «Бубличков» или «Институтки», и каждый слушатель, независимо от возраста, скажет: «Да-а. Старинная вещь, Еще моя бабушка пела ее под гитару… Это срабатывает эффект человеческой памяти и качества музыкального материала. Песни стали народными и помнятся всем, как сказки, услышанные в детстве.

На самом деле большинству «народных» композиций никак не больше 50-70 лет от роду и еще можно, если сильно постараться, установить имена авторов и проследить обстоятельства создания незабываемых музыкальных произведений. Попробуем отыскать в ушедших десятилетиях историю знаменитой «Институтки», «дочки камергера». Начинается она, конечно, в «приюте эмигрантов» — «свободном Париже».

Ведь я институтка (Черная моль)
Ведь я институтка

В мемуарах певицы Людмилы Ильиничны Лопато «Волшебное зеркало воспоминаний», записанных коллекционером и историком моды Александром Васильевым, находим примечательный для нашей истории абзац:

«В Париже я довольно часто устраивала благотворительные спектакли… Вечер назывался «В гостях у Людмилы Лопато». Первое отделение мы решили сделать не просто концертным: действие было объединено единым сюжетом. Сценарий написала для нас Мария Вега — автор нескольких книг стихов и многочисленных комических песенок и жестоких романсов из репертуара кабаре тех лет, — женщина огромного роста, полная и походившая лицом на мужчину. Самый ее знаменитый надрывный романс «Не смотрите вы так сквозь пришуренный глаз, джентльмены, бароны и леди…» на слуху до сих пор и в эмиграции, и в России».

Описываемые события имели место быть в пятидесятых годах ХХ столетия. Значит, к тому моменту композиция была уже известна хотя бы в среде русской диаспоры во Франции. Впервые мне довелось услышать эту вещь в исполнении Аркадия Северного. Запись датировалась серединой семидесятых. Примерно в это же время ее спела культовая певица «советского подполья» Валя Сергеева. Но окончательное, «каноническое» сегодня звучание «Институтки» удалось закрепить лишь Михаилу Гулько в альбоме «Синее небо России» 1982 года. Никаких более ранних версии, сколько ни расспрашивал я патриархов-филофонистов отыскать не удалось. Однако Л. Лопато вспоминает, что автор песни поэтесса М. Вега — «автор нескольких книг».

Может быть, и текст «Институтки» был когда-то издан как стихи?

Остановим внимание на загадочной фигуре Марии Вега. Информация о ней крайне скудная, отрывочная и местами противоречивая, хотя она была, бесспорно, литературно одаренной женщиной и незаурядной личностью.

М. Вега — литературный псевдоним Марии Николаевны Волынцевой. Она родилась в 1898 году в Санкт-Петербурге, окончила Павловский женский институт. С начала 1920-х годов жила в эмиграции, в Париже. Издала во Франции сборники стихотворений: «Полынь» (1933), «Мажор в миноре» (1938), «Лилит» (1955). В послевоенные годы печаталась в журнале «Возрождение», где, помимо романа «Бронзовые часы» и его продолжения — «Бродячий ангел», опубликовала несколько переводов из Райнера Марии Рильке.

Дальнейшая судьба Марии Вега необычна. С 1962 года она отдалилась от эмигрантских кругов, стала печататься в издаваемых в СССР Комитетом по связям с соотечественниками за рубежом журналах. Реальным хозяином этой организации был, понятно, другой «комитет» — государственной безопасности.

От поэтессы потребовали стихов о Ленине. К тому же на подходе был и столетний юбилей вождя, и она наваяла несколько абсолютно нечитаемых произведений на эпохальную тему. За этот «подвиг» в том же году в СССР издали ее книжку «Одолень-трава». Проявленная лояльность позволила ей вернуться в 1975 году в Ленинград и, что называется, «умереть на родине». Она скончалась в 1980 году в даме ветеранов сцены, некогда основанном ее крестной матерью — великой русской актрисой М.Г. Савиной. При жизни вышло еще несколько сборников ее стихотворений: «Самоцветы» (1978) и «Ночной корабль (1980).

Из-за своего желания вернуться в СССР она волей-неволей вошла в конфронтацию с эмигрантской публикой и в то же время так и не стала «персоной грата» в советской реальности. Ее имя оказалось буквально вычеркнуто из истории литературы.

Мария Вега имела все шансы занять достойное место если не в советской официальной культуре, то в наследии «русского искусства в изгнании» наверняка, но не сложилось. Классическая ситуация — «меж двух огней», каждый из которых опалил крылья нашей героини и уже не дал ей возможность подняться.

«Институтка» в исполнении Инары Гулиевой. Кадры из т/ф «Государственная граница: Восточный рубеж». (слова — М. Вега):

ВАРИАНТЫ (8)

1.
Ведь я институтка (Черная моль)Ведь я институтка (Черная моль)
Не смотрите вы так сквозь прищур своих глаз,
Джентльмены, бароны и денди!
Я за двадцать минут опьянеть не смогла
От стакана холодного бренди.

Ведь я институтка, я дочь камергера,
Я черная моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины — моя атмосфера!
Приют эмигрантов — свободный Париж…

Мой отец в октябре убежать не успел,
Но для белых он сделал немало.
Срок пришел, и холодное слово «расстрел» —
Прозвучал приговор трибунала.

И вот я проститутка, я фея из бара,
Я черная моль, я летучая мышь…
Вино и мужчины — моя атмосфера!
Приют эмигрантов — свободный Париж…

Я сказала полковнику: «Нате, берите!»
Не донской же валютой за это платить.
Вы мне франками, сэр, заплатите.
А все остальное — дорожная пыль!

Ведь я проститутка, я фея из бара,
Я черная моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины — моя атмосфера!
Приют эмигрантов — свободный Париж.

Ведь я институтка, я дочь камергера,
Я черная моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины — моя атмосфера!
Приют эмигрантов — свободный Париж!

Запрещенные песни. Песенник. / Сост. А.И. Железный, Л.П. Шемета, А.Т. Шершунов. 2-е изд. М.: Современная музыка, 2004.

2. Синяя моль

Не смотрите вы так
Сквозь прищур ваших глаз,
Джентльмены, бароны и леди.
Я за 20 минут
Опьянеть не смогла
От бокала холодного бренди.

Припев:

Ведь я институтка, я дочь камергера,
Я синяя моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины – моя атмосфера.
Приют эмигрантов – свободный Париж.

Мой отец в Октябре
Убежать не сумел.
Но для белых он сделал немало.
Срок пришел,
И холодная злоба – расстрел —
Прозвучал приговор трибунала.

Припев:

И вот я проститутка, я фея из бара,
Я синяя моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины – моя атмосфера.
Приют эмигрантов – свободный Париж.

Я сказала полковнику:
«Нате! Берите!
И извольте валютой за это платить.
Вы мне франками, сэр,
Заплатите
А все остальное – дорожная пыль

И только лишь иногда,
В пылу бурной страсти,
Вспоминаю Одессы родимую пыль.
И тогда я плюю
В их слюнявые пасти.
А все остальное – дорожная пыль.

Расшифровка фонограммы спектакля «Песни нашего двора» Театра у Никитских ворот Марка Розовского, начало 2000-х гг. (могут быть неточности).

3. Темная моль

Не смотрите вы так сквозь прищур ваших глаз,
Джентльмены, бароны и леди.
Я за двадцать минут опьянеть не смогла
От бокала холодного бренди.

Припев:

А ведь я проститутка, я фея из бара,
Я темная моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины — вот моя атмосфера.
Приют эмигрантов — свободный Париж!

Мой отец в Октябре убежать не сумел,
Но для белых он сделал немало.
Срок пришел, и холодное слово «расстрел» —
Прозвучал приговор трибунала.

Припев:

А ведь я институтка, я дочь камергера,
Я темная моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины — вот моя атмосфера,
Приют эмигрантов — свободный Париж!

Я сказала полковнику: — Нате, возьмите!
Не донской же «валютой» за это платить,
Вы мне франками, сэр, за любовь заплатите,
А все остальное — дорожная пыль.

Припев:

Ведь я институтка, я дочь камергера,
Я темная моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины — вот моя атмосфера,
Приют эмигрантов — свободный Париж!

Расшифровка фонограммы из телепередачи «В нашу гавань заходили корабли» 17 мая 2003 года в исполнении студентки пединститута Маши.

4. Фея из бара

Не смотрите вы так сквозь прищуренный глаз,
Джентльмены, бароны и леди.
Я за двадцать минут опьянеть не могла
От стакана холодного бренди.

Ведь я — институтка, я — дочь камергера.
Пусть — черная моль, пусть — летучая мышь.
Вино и мужчины — моя атмосфера.
Привет, эмигранты, свободный Париж!

Мой отец в октябре убежать не сумел,
Но для белого дела он сделал немало.
Срок пришел, и суровое слово «расстрел» —
Прозвучал приговор трибунала.

И вот я — проститутка, фея из сквера,
И черная моль, и летучая мышь.
Вино и мужчины — моя атмосфера,
Привет, эмигранты, свободный Париж!

Я сказала полковнику: «Нате, берите,
Не донской же валютой за это платить!
Только франками, сэр, мне чуть-чуть доплатите.
А все остальное — дорожная пыль».

Ведь я — проститутка, я — фея из сквера,
Я — черная моль, я — летучая мышь.
Вино и мужчины — моя атмосфера.
Привет, эмигранты, свободный Париж!

Только лишь иногда, сняв покров ложной страсти,
Вспоминаю обеты, родимую быль,
И тогда я плюю в их слюнявые пасти,
А все остальное — дорожная пыль.

Ведь я — институтка, я — дочь камергера,
Пусть — черная моль, пусть — летучая мышь.
Вино и мужчины — моя атмосфера.
Привет, эмигранты, свободный Париж!

Песни нашего двора / Авт.-сост. Н.В. Белов. Минск: Современный литератор, 2003. (Золотая коллекция).

5. Не смотрите вы так сквозь прищуренный глаз…

Не смотрите вы так сквозь прищуренный глаз,
Джентльмены, бароны и леди.
Я за двадцать минут опьянеть не смогла
От стакана холодного бренди.

Ведь я институтка, я дочь камергера,
Я черная моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины — моя атмосфера.
Привет эмигрантам, свободный Париж!

Мой отец в Октябре убежать не сумел,
Но для белых он сделал немало.
Срок пришел, и холодное слово «расстрел» —
Прозвучал приговор трибунала.

И вот я — проститутка, я — фея из бара,
Я черная моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины — моя атмосфера,
Привет эмигрантам, свободный Париж!

Я сказала полковнику: «Нате, берите!
Не донской же «валютой» за это платить!
Вы мне франками, сэр, за любовь заплатите,
А всё остальное — дорожная пыль!»

Ведь я проститутка, я фея из бара,
Я черная моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины — моя атмосфера.
Привет эмигрантам, свободный Париж!

Только лишь иногда, сняв покров дикой страсти
Вспоминаю России родимую пыль,
И тогда я плюю в их слюнявые пасти!
А всё остальное — печальная быль.

Ведь я — институтка, я — дочь камергера,
Пусть черная моль, пусть летучая мышь.
Вино и мужчины — моя атмосфера!
Приют эмигрантов — свободный Париж!

А я не уберу чемоданчик! Песни студенческие, школьные, дворовые / Сост. Марина Баранова. М.: Эксмо, 2006..

6.
Ведь я институтка (Черная моль)
1. Не смотрите вы так сквозь прищуренный глаз,
Джентельмены, бароны и леди!
Я за двадцать минут опьянеть не смогла
От бокала холодного бренди.

Припев:

Ведь я институтка, я дочь камергера,
Я — черная моль, я — летучая мышь.
Вино и мужчины — моя атмосфера!
Привет эмигрантам, свободный Париж!

2. Мой отец в Октябре убежать не успел,
Но для белых он сделал немало,
Срок пришел, и холодное слово «расстрел» —
Прозвучал приговор трибунала!

Припев.

3. Я сказала полковнику: «Нате, берите!
Не донской же валютой за это платить!
Вы мне франками, сэр, заплатите,
А все остальное — дорожная пыль!»

Припев.

4. Только лишь иногда под покровом дикой страсти
Вспоминаю Одессы родимую пыль —
И тогда я плюю в их слюнявые пасти,
А все остальное — печальная быль.

* Другие названия песни: «Черная моль», «Институтка».

Павленко Б.М. «На Дерибасовской открылася пивная…»: песенник: популярные дворовые песни с нотами и аккордами. Ростов н/Д: Феникс, 2008. (Любимые мелодии). C. 65-66.

7. Не смотрите вы так сквозь прищуренный глаз…

Не смотрите вы так сквозь прищуренный глаз,
Джентельмены, бароны и леди.
Я за двадцать минут опьянеть не могла
От бокала холодного бренди.

Ведь я институтка, я дочь камергера,
Я черная моль, я летучая мышь!
Вино и мужчины — моя атмосфера,
Мой город — свободный Париж!

Мой отец в октябре убежать не сумел,
Но для белых он сделал немало.
Срок пришел, и холодное слово «расстрел», —
Прозвучал приговор трибунала.

И вот я проститутка, я фея из бара,
Я черная моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины — моя атмосфера,
Приют эмигрантов — свободный Париж!

Я сказала полковнику: — Нате, возьмите!
Не донской же валютой за это платить!
Вы мне франками, сэр, за любовь заплатите,
Все остальное — дорожная пыль.

И вот я проститутка, я фея из бара,
Я черная моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины — моя атмосфера,
И ложе мое — весь свободный Париж!

Только лишь иногда, под порыв дикой страсти,
Вспоминаю родимую пыль.
И тогда я плюю в ваши жирные пасти,
А все остальное — печальная быль.

Ведь я проститутка, я дочь камергера,
Я черная моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины — моя атмосфера.
Мой город — приют эмигрантов — Париж!

Как на Дерибасовской… Песни дворов и улиц. Кн. 1 / Сост. Б. Хмельницкий и Ю. Яесс, ред. В. Кавторин, СПб.: Пенаты, 1996. С. 181-184.

8. Не смотрите вы так
Из кинофильма «Восточный рубеж» (1982)

Не смотрите вы так осуждающе все
На кривлянье голодной кокотки.
Я за двадцать секунд опьянела совсем
От стакана банановой водки.

Ведь я институтка, я дочь камергера —
Вот осколок былого, кровавый рубин.
Теперь сутенеры — моя атмосфера.
Привет, эмигранты! Свободный Харбин!

Мой отец в октябре не стремился бежать
И для белого флага он сделал немало.
Срок пришел, и короткий приказ «Расстрелять!»
Завершил приговор трибунала.

И вот я институтка, я дочь камергера
И преданный сраму отцовский рубин.
И нет больше в жизни ни смысла, ни цели.
Привет, эмигранты! Свободный Харбин!

Расшифровка фонограммы фильма

 

История песни «Институтка» («ЧЕРНАЯ МОЛЬ»)

“Эмигрантские” песни и раньше звучали в советских фильмах, но это были … авторов и проследить обстоятельства создания незабываемых … Это касается и истории знаменитой “Институтки”, “дочки камергера”

Поклонники героико — революционных фильмов наверняка помнят советский телесериал “Государственная граница”, снятый на киностудии “Беларусьфильм” в восьмидесятых годах и рассказывающий о службе советских пограничников (кстати, довольно неплохой фильм без выпячивания руководящей и направляющей роли партии, как это было принято в картинах того времени. Его и сегодня изредка показывают по ТВ, особенно в преддверие Дня пограничника).
В третьем фильме этого сериала — “Восточный рубеж”, снятом в 1982 году, действие происходит в конце 20-х годов на советско-китайской границе. Чекистка Ольга Анисимова (ее сыграла солистка Московского театра оперетты Инара Гулиева), проникшая в белогвардейский центр в Харбине, и пограничник Алексей Могилов (актер Владимир Новиков) предотвращают ряд провокаций на КВЖД, раскрывают заговор белокитайцев и белогвардейского центра в Харбине. Именно в этом фильме прозвучал “белогвардейский шансон” — романс “Институтка”Ведь я институтка (Черная моль)

“Эмигрантские” песни и раньше звучали в советских фильмах, но это были в основном песни, написанные специально для конкретного фильма (например, “Русское поле” из “Неуловимых мстителей” или “Березовый сок” из “Ошибки резидента”). В “Государственной границе” же советский человек смог чуть ли не впервые услышать песню, которая была написана в эмиграции задолго до выхода фильма на экраны (правда, слегка “подкорректированный” по месту действия — Харбин — вариант); песню, до тех пор исполнявшуюся лишь на подпольных концертах. Даже удивительно, как цензура тех времен смогла пропустить этот эпизод фильма. Честь и хвала режиссерам фильма!

Однако, преднамеренно или нет, но создатели фильма немного ошиблись — песня “Институтка” появилась на свет только лет через двадцать после указанных в фильме событий.
Так давайте об этом подробнее.

Есть на свете песни, которые, кажется, были всегда. Включишь диск или кассету с такой песней и каждый слушатель, независимо от возраста, скажет: “Да-а. Старинная вещь, Еще моя бабушка пела ее под гитару…” Это срабатывает эффект человеческой памяти и качества музыкального материала. Песни стали народными и помнятся всем, как сказки, услышанные в детстве.
На самом деле большинству “народных” композиций никак не больше 50-70 лет от роду и еще можно, если сильно постараться, установить имена авторов и проследить обстоятельства создания незабываемых музыкальных произведений. Это касается и истории знаменитой “Институтки”, “дочки камергера”.Ведь я институтка (Черная моль)

Начинается эта история, конечно, в “приюте эмигрантов” — “свободном Париже”.
Обратимся к мемуарам Людмилы Ильиничны Лопато. Эта певица, исполнительница русских песен и романсов, звезда русских кабаре Парижа и Голливуда, хозяйка знаменитого парижского ресторана “Русский павильон”, прожила долгую (1914 — 2004) и насыщенную удивительными событиями и встречами жизнь, и даже успела в начале 2000-х годов сняться в документальном фильме Эльдара Рязанова “Княжеское гнездо”. В своей книге “Волшебное зеркало воспоминаний”, она писала о событиях пятидесятых годов ХХ столетия:
“В Париже я довольно часто устраивала благотворительные спектакли… Вечер назывался «В гостях у Людмилы Лопато». Первое отделение мы решили сделать не просто концертным: действие было объединено единым сюжетом. Сценарий написала для нас Мария Вега — автор нескольких книг стихов и многочисленных комических песенок и жестоких романсов из репертуара кабаре тех лет, — женщина огромного роста, полная и походившая лицом на мужчину. Самый её знаменитый надрывный романс «Не смотрите вы так сквозь прищуренный глаз, джентльмены, бароны и леди…» на слуху до сих пор и в эмиграции, и в России”.

Поет Валя Сергеева, фактически, единственная женщина-певица советского шансонного андеграунда до середины 80-х, задолго до Любови Успенской названная “королевой блатной песни”

Не смотрите вы так сквозь прищур своих глаз,
Джентльмены, бароны и леди!
Я за двадцать минут опьянеть не смогла
От стакана холодного бренди.
Ведь я институтка, я фея из бара,
Я черная моль, я летучая мышь…
Вино и мужчины — моя атмосфера!
Приют эмигрантов — свободный Париж…

Мой отец в октябре убежать не успел,
Но для белых он сделал немало.
Срок пришел, и суровое слово “расстрел” —
Прозвучал приговор трибунала.
И вот я проститутка, я фея из бара,
Я черная моль, я летучая мышь…
Вино и мужчины — моя атмосфера!
Привет, эмигранты, свободный Париж…

Я сказала полковнику: “Нате, берите!”
Не донской же валютой за это платить.
Вы мне франками, сэр, заплатите.
А все остальное — дорожная пыль!
И вот я проститутка, я фея из бара,
Я черная моль, я летучая мышь…
Вино и мужчины — моя атмосфера!
Привет, эмигранты, свободный Париж…

Только лишь иногда, сквозь покров тихой страсти
Вспоминаю Одессы родимую пыль.
И тогда я плюю в их слюнявые пасти.
А все остальное – дорожная пыль.
Я проститутка, я фея из бара,
Я черная моль, я летучая мышь…
Вино и мужчины — моя атмосфера!
Привет, эмигранты, свободный Париж…

Информация об авторе песне Марие Веге крайне скудная, отрывочная и местами противоречивая, хотя она была, бесспорно, литературно одарённой женщиной и незаурядной личностью.
Мария Вега — литературный псевдоним Марии Николаевны Волынцевой, по мужу Ланг (во втором браке княгиня Нижерадзе). Родилась она в Петербурге, 5 июня 1898 года, в артистической семье: бабушка будущей писательницы А.К.Брошель в шестидесятых годах XIX столетия блистала на сцене Александринского театра, сестра ее танцевала в Мариинском, актером театра Сабурова был дядя — М.Брошель. Крестной матерью Маши Волынцевой стала великая актриса Мария Савина. Окончила Павловский женский институт.Ведь я институтка (Черная моль)
В 1918 Маша Волынцева вместе с отцом оказалась в эмиграции. В дальнейшем её жизненный путь пролёг через несколько стран -Турция, Франция, Швейцария, США. С начала 1920-х годов жила в Париже, где встречалась с Цветаевой, Буниным и другими известными представителями русской диаспоры.
 Встрече с Буниным Мария Вега, уже тогда взявшая свой «звёздный» псевдоним, придавала особое значение: «Я благодарна Бунину за то, что он как бы открыл мне мои возможности и расширил горизонты, укрепил во мне сознание нужности того, что я делаю, своим одобрением помог упорно работать и быть строгой к своей работе». С начала 1920-х годов жила  в Париже. Первая книга Марии Веги — сборник стихов «Полынь»- вышла в 1935 году. За ним последовал поэтический сборник «Лилит», затем «Мажор в миноре» (В некоторыз публикациях указывается первоначально вышедший «Мажор в миноре  — 1938, а затем «Лилит» — 1955). Все эти (и последующие) зарубежные издания труднодоступны.
В послевоенные годы печаталась в журнале «Возрождение», где, помимо романа «Бронзовые часы» и его продолжения — «Бродячий ангел», опубликовала несколько переводов из Райнера Марии Рильке. При сравнении с оригиналом эти стихотворения кажутся по меньшей мере странными: в «Смерти поэта» (традиционно стихотворение считается посвященным памяти Тараса Шевченко) — 14 строк, хотя это и не сонет; в «Сивилле» — тоже 14, и это уже вполне сонет в понимании Рильке, оба взяты из книги «Новые стихотворения». Однако в переводе Марии Веги в «Смерти поэта» — 21 строка, в «Сивилле» — 18; чем дальше от начала стихотворения, тем дальше переводы уходят от оригинала: перед нами не столько перевод, сколько «переложение» в том смысле, в каком его понимал Жуковский; этот метод в русской поэзии ХХ века редок, он встречается у Мандельштама и у Иосифа Бродского, но в отдельный жанр не развился. Надо отметить, что Мария Вега удлиняла стихотворения Рильке даже в тех случаях, когда это были «Сонеты к Орфею» — форма не была для нее самоценной.
Писала Мария Вега и комедии для театра. В Русском театре в Париже шли в 50-е годы пьесы «Великая комбинаторша», «Король треф», «Ветер», «Суета сует», первая из них была в дальнейшем поставлена и в СССР, на Всесоюзном радио). Занималась Мария Вега также живописью, для заработка — изготовлением на продажу кукол, о чем написала в одном из стихотворений:

Разных кукол на заказ
Мастерила я не раз…
Семь царевен, пять цариц,
То казненных, то черниц…
Глаз прищурь и посмотри:
В белом Эмма Бовари,
Красным бархатом Нана
Облита, оплетена.
Столько лет и столько бед!
Ни одной счастливой нет.

В 30-50х годах она опубликовала несколько романов и сборников стихов. Писала Мария Вега и комедии для театра. В Русском театре в Париже шли в 50-е годы пьесы «Великая комбинаторша», «Король треф», «Ветер», «Суета сует». Занималась Мария Вега также живописью, и — для заработка — изготовлением на продажу кукол. Казалось бы, достаточно тривиальная судьба русской эмигрантки, но это не так.
В годы Второй мировой войны поэтесса принимала участие в движении Сопротивления. Еще в 1946 году писательница. получила советский паспорт. С 1962 года она отдалилась от эмигрантских кругов, стала печататься в издаваемых в СССР Комитетом по связям с соотечественниками за рубежом журналах. Из-за своего желания вернуться в СССР она волей-неволей вошла в конфронтацию с эмигрантской публикой и в то же время так и не стала “персоной грата” в советской реальности.Ведь я институтка (Черная моль)
После 1968 года Мария Николаевна дважды побывала в СССР. От поэтессы потребовали стихов о Ленине — на подходе был столетний юбилей вождя. Ценой двух совершенно никому не нужных поэм на эту тему («Свершилась!» и «Страна чудес») Мария Вега издала в 1970 году в Москве сборник «Одолень-трава», распространявшегося преимущественно в русском Зарубежье и заслужила право приехать в СССР в 1975 году, где ей была дана возможность провести последние годы в Ленинграде, в Доме ветеранов сцены, некогда основанном ее крестной матерью — великой русской актрисой М.Г. Савиной. В Москве вышли её сборники стихотворений — «Самоцветы» (1978) и, уже после ее смерти в январе 1980 года, «Ночной корабль» (1982).
Кронштадтские моряки помогли ей выполнить последнюю волю покойного мужа — М.Ланга, бывшего морского офицера: развеять его прах над Финским заливом. Памяти Михаила Ланга посвящено одно из самых проникновенных лирических стихотворений Марии Веги — «Роза»:

На его груди лежала роза.
Им двоим один сужден конец.
Я совсем не Mater Dolorosa,
Я оруженосец и близнец…
Я — близнец, не Mater Dolorosa,
Мне не страшен близкий гул огня.
Я заплачу лишь о том, что роза
С ним сгорит сегодня, а не я.

Архив Марии Веги находится ныне в Центральном государственном архиве литературы и искусства СПб. Машинопись большого романа «Аттила» (в авторской орфографии «Атилла»), на материале некоторых малоизвестных страниц эмигрантской эпопеи (многомесячное «сидение» в закавказских Гаграх, полупризрачное зыбкое существование в условиях политической неопределенности, частой смены властей), была предложена в издательство «Северо-Запад» и погибла во время пожара в Ленинградском Доме писателя, где издательство размещалось (1994). Хранительница архива Марии Веги, поэтесса Светлана Соложенкина подготовила к печати её собрание стихотворений, где будут как переводы из Рильке, так и переводы английских стихотворений её мужа, Михаила Ланга. Книга пока не издана.

Мария Вега имела все шансы занять достойное место если не в советской официальной культуре, то в наследии «русского искусства в изгнании» наверняка, но не сложилось. Классическая ситуация — «меж двух огней», каждый из которых опалил крылья нашей героини и уже не дал ей возможность подняться. Имя её для многих читателей незнакомо. А вот песня на её стихи не просто известна, но и является одной из самых популярных вот уже на протяжении многих десятилетий. Кто положил стихотворение на музыку — неизвестно. Как и всякая полюбившаяся в народе песня, она дополнилась разными вариациями — новыми куплетами, выпавшими и измененными словами. В результате известно несколько вариантов песни.

В середине 70-х “Институтка” входила в репертуар Аркадия Северного. а затем, в 80-х — Михаила Гулько. Но мужское исполнение песни абсолютно не вяжется с ее текстом, не говоря уже о том, что оба исполнителя явно сбиваются на “одесский жаргон”.

Кто автор музыки? — неизвестно. Скорее всего, кто-то из тех же эмигрантов. Песня давно ушла в народ, и, как и всякая полюбившаяся в народе песня, она дополнилась разными вариациями — новыми куплетами, выпавшими и измененными словами. В результате известно несколько вариантов песни, и какой из них можно считать авторским, сегодня уже установить невозможно.
В очень любимой мною передаче “В нашу гавань заходили корабли”, занимающейся сбором и популяризацией “дворовой песни” (сколько позабытых песен своего детства я там услышал!) песню пела Лариса Крылова.

Известный российский драматург, художественный руководитель театра “У Никитских ворот», Марк Розовский, поставил силами своего театра музыкальный спектакль под открытым небом “Песни нашего двора”, идущий с аншлагами уже много лет. Песню “Черная моль” (“Институтка”) не просто спел, а сыграл заслуженный артист России Александр Вилков.

В весьма красочном антураже пели “Институтку” Алена Апина и Надежда Бабкина, но, к сожалению, ни одна, ни другая на роль выпускницы Института благородных девиц как-то “не тянут”, чего нельзя сказать о Лайме Вайкуле с ее слегка ироничным исполнением в сопровождении великолепного сикстета “A’cappella ExpreSSS”

Историческая справка

Камергер — придворный чин и придворное звание высокого ранга. В России это звание-должность было введено Петром I взамен должности ключника. В Табеле о рангах первоначально находился в V классе, с 1737 года состоял в VI классе, а в 1809 году переведён в IV класс. Обязанности камергера были не обременительными. Как записано в «Полном собрание законов Российской империи», получив генеральский мундир, камергер носил за императрицей шлейф и стоял у трона, «пока Ея Величество изволят пить спросить».
Со временем, звание стало терять значимость. Императрица Екатерина II пожаловала в камергеры более 100 человек, а к концу XIXв. звания камергера были удостоены многие люди, не имевшие отношения к служению при дворе, например, литераторы Тютчев, Вяземский, Фет, композитор Римский-Корсаков.

Институтка — воспитанница женского образовательного учреждения в Российской империи. Мария Вега (Мария Волынцева) окончила Павловский женский институт.
Свое начало институт вел от основанного в 1798 году указом Павла I военно-сиротского дома для детей офицеров и солдат, павших в боях. В 1807 году открылось специальное “девичье училище”, переименованное в 1829 году в Павловский женский институт.
Принимали в институт девочек десяти-одиннадцати лет. Срок обучения составлял семь лет. В Павловском институте учились девочки из обедневших дворянских семей, преимущественно сироты, дочери офицеров и служащих в военном ведомстве.
Воспитанницы были ограждены от окружающего мира, и все свое время проводили в институте; домой их отпускали только на Пасху, Рождество и на летние каникулы. Так как девочки, учившиеся здесь, были небогаты, их готовили к скромной семейной и трудовой жизни. Помимо общеобразовательных предметов, таких как французский и немецкий языки, девушек обучали кройке, шитью, домашнему хозяйству. Выпускницы получали диплом со званием домашней учительницы.

Оцените текст песни
( Пока оценок нет )
Наши песни