Не смотрите вы так сквозь прищуренный глаз,
Джентльмены, бароны и леди.
Я за двадцать минут опьянеть не смогла
От бокала холодного бренди.
Ведь я институтка, я дочь камергера,
Я черная моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины — моя атмосфера.
Приют эмигрантов — свободный Париж!
Мой отец в октябре убежать не сумел,
Но для белых он сделал немало.
Срок пришел, и холодное слово «расстрел» —
Прозвучал приговор трибунала.
И вот, я проститутка, я фея из бара,
Я черная моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины — моя атмосфера,
Приют эмигрантов — свободный Париж!
Я сказала полковнику: — Нате, возьмите!
Не донской же «валютой» за это платить,
Вы мне франками, сэр, за любовь заплатите,
А все остальное — дорожная пыль.
И вот, я проститутка, я фея из бара,
Я черная моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины — моя атмосфера.
Приют эмигрантов — свободный Париж!
Только лишь иногда под порыв дикой страсти
Вспоминаю Одессы родимую пыль,
И тогда я плюю в их слюнявые пасти!
А все остальное — печальная быль.
Ведь я институтка, я дочь камергера,
Я черная моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины — моя атмосфера.
Приют эмигрантов — свободный Париж!
В нашу гавань заходили корабли. Пермь: Книга, 1996. — без заглавия. Перепечатано: В нашу гавань заходили корабли. Вып. 1. М.: Стрекоза, 2000, под загл. «Черная моль».
Этот же вариант под загл. «Черная моль» в сб.: Блатная песня. М.: Эксмо-Пресс, 2002, с двумя разночтениями:
ст. 1 «Не смотрите вы так сквозь прищур ваших глаз»
ст. 17 «Сказала полковнику: «Нате, возьмите!»»
Первое задокументированное исполнение — Аркадий Северный, «1-й Одесский концерт», январь-февраль 1975 г.
Форма и лексика идентичны другим песням из «белогвардейского» набора Северного — «Поручик Голицын«, «Не надо грустить, господа офицеры» и «Степь, прошитая пулями«.
«Поручика» реконструировал для Северного Владимир Раменский, он же написал «Не надо грустить» и, возможно, «Степь, прошитую». «Поручик», «Не надо грустить» и припев «Черной моли» сложены Ам4цжм (4-стопный цезурированный амфибрахий с чередованием женской и мужской рифм). «Степь прошитая» — ритмически близким Ан4цнм/ (4-стопный анапест с цезурным наращением в два слога и мужской парной рифмой). В этих песнях стандартный набор «белоэмигрантских» символов (донская степь, белая кавалерия, пьянка, офицерские звания старой армии и дворянские титулы), общие формулы — например, побудительные обороты с «не»: «Не смотрите вы так…», «Не падайте духом…», «Не надо грустить…». В «Черной моли» сверх того типичная для Северного «одессизация» песен («Одессы родимая пыль»). Еще одна ностальгическая песня Северного Ам4цжм — «Две черные розы», текст которой основан на стихотворении 1916 г.
Продолжая тему «белоэмигрантских» песен в ритмически близких размерах:
- «Господа офицеры» (муз. и сл. А. Дольского, 1970) — Ан2мм и Ан2жм (2-стопные анапесты перекрестной рифмовки: с мужской рифмой и с чередованием женской и мужской рифм);
- «Дневник прапорщика Смирнова» (В. Качан — Л. Филатов, 1967) — Ан4цжм (цезурированный 4-стопный анапест с чередованием женской имужской рифм);
- «Не пишите мне писем, дорогая графиня» — неточный Ан4цжм;
- «Прощальная дальневосточная» (М. Анчаров, 1942, на стихи Веры Инбер, опубл. в 1926) — Ан2жм;
На автора «Черной моли» повлиял и «Шарабан» (похожий типаж героини). Северный исполнял «Шарабан», и она тоже сложена 4-стопным цезурированным стихом (но ямбом).
Парижская эмигрантская певица Людмила Лопато в воспоминаниях назвала автором «Черной моли» поэтессу Марию Вегу (в этом случае, песня возникла в Париже не позднее 1950-х гг.), но никаких других подтверждений этой версии нет. Среди публикаций Веги песня не обнаружена, ее собственные стихи не похожи на «Институтку».
Переделанная к реалиям харбинской эмиграции песня прозвучала в фильме «Восточный рубеж» (1982) из телесериала «Государственная граница», по сюжету ее исполняет в ресторане певица Ольга Анисимова, тайная сотрудница ОГПУ; роль исполнила артистка московской оперетты Инара Гулиева.
«Черная моль» в исполнении Аркадия Северного:
Максим Кравчинский
ДРАМА «ИНСТИТУТКИ»
Максим Кравчинский. Песни, запрещенные в СССР. Нижний Новгород, ДЕКОМ, 2008, с. 188-190. Ранее опубликовано в журнале «Шансонье», между 2004 и 2008.
Есть на свете песни, которые, кажется, были всегда. Включишь диск или кассету с записью «Мурки», «Бубличков» или «Институтки», и каждый слушатель, независимо от возраста, скажет: «Да-а. Старинная вещь, Еще моя бабушка пела ее под гитару… Это срабатывает эффект человеческой памяти и качества музыкального материала. Песни стали народными и помнятся всем, как сказки, услышанные в детстве.
На самом деле большинству «народных» композиций никак не больше 50-70 лет от роду и еще можно, если сильно постараться, установить имена авторов и проследить обстоятельства создания незабываемых музыкальных произведений. Попробуем отыскать в ушедших десятилетиях историю знаменитой «Институтки», «дочки камергера». Начинается она, конечно, в «приюте эмигрантов» — «свободном Париже».
В мемуарах певицы Людмилы Ильиничны Лопато «Волшебное зеркало воспоминаний», записанных коллекционером и историком моды Александром Васильевым, находим примечательный для нашей истории абзац:
«В Париже я довольно часто устраивала благотворительные спектакли… Вечер назывался «В гостях у Людмилы Лопато». Первое отделение мы решили сделать не просто концертным: действие было объединено единым сюжетом. Сценарий написала для нас Мария Вега — автор нескольких книг стихов и многочисленных комических песенок и жестоких романсов из репертуара кабаре тех лет, — женщина огромного роста, полная и походившая лицом на мужчину. Самый ее знаменитый надрывный романс «Не смотрите вы так сквозь пришуренный глаз, джентльмены, бароны и леди…» на слуху до сих пор и в эмиграции, и в России».
Описываемые события имели место быть в пятидесятых годах ХХ столетия. Значит, к тому моменту композиция была уже известна хотя бы в среде русской диаспоры во Франции. Впервые мне довелось услышать эту вещь в исполнении Аркадия Северного. Запись датировалась серединой семидесятых. Примерно в это же время ее спела культовая певица «советского подполья» Валя Сергеева. Но окончательное, «каноническое» сегодня звучание «Институтки» удалось закрепить лишь Михаилу Гулько в альбоме «Синее небо России» 1982 года. Никаких более ранних версии, сколько ни расспрашивал я патриархов-филофонистов отыскать не удалось. Однако Л. Лопато вспоминает, что автор песни поэтесса М. Вега — «автор нескольких книг».
Может быть, и текст «Институтки» был когда-то издан как стихи?
Остановим внимание на загадочной фигуре Марии Вега. Информация о ней крайне скудная, отрывочная и местами противоречивая, хотя она была, бесспорно, литературно одаренной женщиной и незаурядной личностью.
М. Вега — литературный псевдоним Марии Николаевны Волынцевой. Она родилась в 1898 году в Санкт-Петербурге, окончила Павловский женский институт. С начала 1920-х годов жила в эмиграции, в Париже. Издала во Франции сборники стихотворений: «Полынь» (1933), «Мажор в миноре» (1938), «Лилит» (1955). В послевоенные годы печаталась в журнале «Возрождение», где, помимо романа «Бронзовые часы» и его продолжения — «Бродячий ангел», опубликовала несколько переводов из Райнера Марии Рильке.
Дальнейшая судьба Марии Вега необычна. С 1962 года она отдалилась от эмигрантских кругов, стала печататься в издаваемых в СССР Комитетом по связям с соотечественниками за рубежом журналах. Реальным хозяином этой организации был, понятно, другой «комитет» — государственной безопасности.
От поэтессы потребовали стихов о Ленине. К тому же на подходе был и столетний юбилей вождя, и она наваяла несколько абсолютно нечитаемых произведений на эпохальную тему. За этот «подвиг» в том же году в СССР издали ее книжку «Одолень-трава». Проявленная лояльность позволила ей вернуться в 1975 году в Ленинград и, что называется, «умереть на родине». Она скончалась в 1980 году в даме ветеранов сцены, некогда основанном ее крестной матерью — великой русской актрисой М.Г. Савиной. При жизни вышло еще несколько сборников ее стихотворений: «Самоцветы» (1978) и «Ночной корабль (1980).
Из-за своего желания вернуться в СССР она волей-неволей вошла в конфронтацию с эмигрантской публикой и в то же время так и не стала «персоной грата» в советской реальности. Ее имя оказалось буквально вычеркнуто из истории литературы.
Мария Вега имела все шансы занять достойное место если не в советской официальной культуре, то в наследии «русского искусства в изгнании» наверняка, но не сложилось. Классическая ситуация — «меж двух огней», каждый из которых опалил крылья нашей героини и уже не дал ей возможность подняться.
«Институтка» в исполнении Инары Гулиевой. Кадры из т/ф «Государственная граница: Восточный рубеж». (слова — М. Вега):
ВАРИАНТЫ (8)
1.
Не смотрите вы так сквозь прищур своих глаз,
Джентльмены, бароны и денди!
Я за двадцать минут опьянеть не смогла
От стакана холодного бренди.
Ведь я институтка, я дочь камергера,
Я черная моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины — моя атмосфера!
Приют эмигрантов — свободный Париж…
Мой отец в октябре убежать не успел,
Но для белых он сделал немало.
Срок пришел, и холодное слово «расстрел» —
Прозвучал приговор трибунала.
И вот я проститутка, я фея из бара,
Я черная моль, я летучая мышь…
Вино и мужчины — моя атмосфера!
Приют эмигрантов — свободный Париж…
Я сказала полковнику: «Нате, берите!»
Не донской же валютой за это платить.
Вы мне франками, сэр, заплатите.
А все остальное — дорожная пыль!
Ведь я проститутка, я фея из бара,
Я черная моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины — моя атмосфера!
Приют эмигрантов — свободный Париж.
Ведь я институтка, я дочь камергера,
Я черная моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины — моя атмосфера!
Приют эмигрантов — свободный Париж!
Запрещенные песни. Песенник. / Сост. А.И. Железный, Л.П. Шемета, А.Т. Шершунов. 2-е изд. М.: Современная музыка, 2004.
2. Синяя моль
Не смотрите вы так
Сквозь прищур ваших глаз,
Джентльмены, бароны и леди.
Я за 20 минут
Опьянеть не смогла
От бокала холодного бренди.
Припев:
Ведь я институтка, я дочь камергера,
Я синяя моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины – моя атмосфера.
Приют эмигрантов – свободный Париж.
Мой отец в Октябре
Убежать не сумел.
Но для белых он сделал немало.
Срок пришел,
И холодная злоба – расстрел —
Прозвучал приговор трибунала.
Припев:
И вот я проститутка, я фея из бара,
Я синяя моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины – моя атмосфера.
Приют эмигрантов – свободный Париж.
Я сказала полковнику:
«Нате! Берите!
И извольте валютой за это платить.
Вы мне франками, сэр,
Заплатите
А все остальное – дорожная пыль
И только лишь иногда,
В пылу бурной страсти,
Вспоминаю Одессы родимую пыль.
И тогда я плюю
В их слюнявые пасти.
А все остальное – дорожная пыль.
Расшифровка фонограммы спектакля «Песни нашего двора» Театра у Никитских ворот Марка Розовского, начало 2000-х гг. (могут быть неточности).
3. Темная моль
Не смотрите вы так сквозь прищур ваших глаз,
Джентльмены, бароны и леди.
Я за двадцать минут опьянеть не смогла
От бокала холодного бренди.
Припев:
А ведь я проститутка, я фея из бара,
Я темная моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины — вот моя атмосфера.
Приют эмигрантов — свободный Париж!
Мой отец в Октябре убежать не сумел,
Но для белых он сделал немало.
Срок пришел, и холодное слово «расстрел» —
Прозвучал приговор трибунала.
Припев:
А ведь я институтка, я дочь камергера,
Я темная моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины — вот моя атмосфера,
Приют эмигрантов — свободный Париж!
Я сказала полковнику: — Нате, возьмите!
Не донской же «валютой» за это платить,
Вы мне франками, сэр, за любовь заплатите,
А все остальное — дорожная пыль.
Припев:
Ведь я институтка, я дочь камергера,
Я темная моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины — вот моя атмосфера,
Приют эмигрантов — свободный Париж!
Расшифровка фонограммы из телепередачи «В нашу гавань заходили корабли» 17 мая 2003 года в исполнении студентки пединститута Маши.
4. Фея из бара
Не смотрите вы так сквозь прищуренный глаз,
Джентльмены, бароны и леди.
Я за двадцать минут опьянеть не могла
От стакана холодного бренди.
Ведь я — институтка, я — дочь камергера.
Пусть — черная моль, пусть — летучая мышь.
Вино и мужчины — моя атмосфера.
Привет, эмигранты, свободный Париж!
Мой отец в октябре убежать не сумел,
Но для белого дела он сделал немало.
Срок пришел, и суровое слово «расстрел» —
Прозвучал приговор трибунала.
И вот я — проститутка, фея из сквера,
И черная моль, и летучая мышь.
Вино и мужчины — моя атмосфера,
Привет, эмигранты, свободный Париж!
Я сказала полковнику: «Нате, берите,
Не донской же валютой за это платить!
Только франками, сэр, мне чуть-чуть доплатите.
А все остальное — дорожная пыль».
Ведь я — проститутка, я — фея из сквера,
Я — черная моль, я — летучая мышь.
Вино и мужчины — моя атмосфера.
Привет, эмигранты, свободный Париж!
Только лишь иногда, сняв покров ложной страсти,
Вспоминаю обеты, родимую быль,
И тогда я плюю в их слюнявые пасти,
А все остальное — дорожная пыль.
Ведь я — институтка, я — дочь камергера,
Пусть — черная моль, пусть — летучая мышь.
Вино и мужчины — моя атмосфера.
Привет, эмигранты, свободный Париж!
Песни нашего двора / Авт.-сост. Н.В. Белов. Минск: Современный литератор, 2003. (Золотая коллекция).
5. Не смотрите вы так сквозь прищуренный глаз…
Не смотрите вы так сквозь прищуренный глаз,
Джентльмены, бароны и леди.
Я за двадцать минут опьянеть не смогла
От стакана холодного бренди.
Ведь я институтка, я дочь камергера,
Я черная моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины — моя атмосфера.
Привет эмигрантам, свободный Париж!
Мой отец в Октябре убежать не сумел,
Но для белых он сделал немало.
Срок пришел, и холодное слово «расстрел» —
Прозвучал приговор трибунала.
И вот я — проститутка, я — фея из бара,
Я черная моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины — моя атмосфера,
Привет эмигрантам, свободный Париж!
Я сказала полковнику: «Нате, берите!
Не донской же «валютой» за это платить!
Вы мне франками, сэр, за любовь заплатите,
А всё остальное — дорожная пыль!»
Ведь я проститутка, я фея из бара,
Я черная моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины — моя атмосфера.
Привет эмигрантам, свободный Париж!
Только лишь иногда, сняв покров дикой страсти
Вспоминаю России родимую пыль,
И тогда я плюю в их слюнявые пасти!
А всё остальное — печальная быль.
Ведь я — институтка, я — дочь камергера,
Пусть черная моль, пусть летучая мышь.
Вино и мужчины — моя атмосфера!
Приют эмигрантов — свободный Париж!
А я не уберу чемоданчик! Песни студенческие, школьные, дворовые / Сост. Марина Баранова. М.: Эксмо, 2006..
6.
1. Не смотрите вы так сквозь прищуренный глаз,
Джентельмены, бароны и леди!
Я за двадцать минут опьянеть не смогла
От бокала холодного бренди.
Припев:
Ведь я институтка, я дочь камергера,
Я — черная моль, я — летучая мышь.
Вино и мужчины — моя атмосфера!
Привет эмигрантам, свободный Париж!
2. Мой отец в Октябре убежать не успел,
Но для белых он сделал немало,
Срок пришел, и холодное слово «расстрел» —
Прозвучал приговор трибунала!
Припев.
3. Я сказала полковнику: «Нате, берите!
Не донской же валютой за это платить!
Вы мне франками, сэр, заплатите,
А все остальное — дорожная пыль!»
Припев.
4. Только лишь иногда под покровом дикой страсти
Вспоминаю Одессы родимую пыль —
И тогда я плюю в их слюнявые пасти,
А все остальное — печальная быль.
* Другие названия песни: «Черная моль», «Институтка».
Павленко Б.М. «На Дерибасовской открылася пивная…»: песенник: популярные дворовые песни с нотами и аккордами. Ростов н/Д: Феникс, 2008. (Любимые мелодии). C. 65-66.
7. Не смотрите вы так сквозь прищуренный глаз…
Не смотрите вы так сквозь прищуренный глаз,
Джентельмены, бароны и леди.
Я за двадцать минут опьянеть не могла
От бокала холодного бренди.
Ведь я институтка, я дочь камергера,
Я черная моль, я летучая мышь!
Вино и мужчины — моя атмосфера,
Мой город — свободный Париж!
Мой отец в октябре убежать не сумел,
Но для белых он сделал немало.
Срок пришел, и холодное слово «расстрел», —
Прозвучал приговор трибунала.
И вот я проститутка, я фея из бара,
Я черная моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины — моя атмосфера,
Приют эмигрантов — свободный Париж!
Я сказала полковнику: — Нате, возьмите!
Не донской же валютой за это платить!
Вы мне франками, сэр, за любовь заплатите,
Все остальное — дорожная пыль.
И вот я проститутка, я фея из бара,
Я черная моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины — моя атмосфера,
И ложе мое — весь свободный Париж!
Только лишь иногда, под порыв дикой страсти,
Вспоминаю родимую пыль.
И тогда я плюю в ваши жирные пасти,
А все остальное — печальная быль.
Ведь я проститутка, я дочь камергера,
Я черная моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины — моя атмосфера.
Мой город — приют эмигрантов — Париж!
Как на Дерибасовской… Песни дворов и улиц. Кн. 1 / Сост. Б. Хмельницкий и Ю. Яесс, ред. В. Кавторин, СПб.: Пенаты, 1996. С. 181-184.
8. Не смотрите вы так
Из кинофильма «Восточный рубеж» (1982)
Не смотрите вы так осуждающе все
На кривлянье голодной кокотки.
Я за двадцать секунд опьянела совсем
От стакана банановой водки.
Ведь я институтка, я дочь камергера —
Вот осколок былого, кровавый рубин.
Теперь сутенеры — моя атмосфера.
Привет, эмигранты! Свободный Харбин!
Мой отец в октябре не стремился бежать
И для белого флага он сделал немало.
Срок пришел, и короткий приказ «Расстрелять!»
Завершил приговор трибунала.
И вот я институтка, я дочь камергера
И преданный сраму отцовский рубин.
И нет больше в жизни ни смысла, ни цели.
Привет, эмигранты! Свободный Харбин!
Расшифровка фонограммы фильма
История песни «Институтка» («ЧЕРНАЯ МОЛЬ»)
“Эмигрантские” песни и раньше звучали в советских фильмах, но это были … авторов и проследить обстоятельства создания незабываемых … Это касается и истории знаменитой “Институтки”, “дочки камергера”
Поклонники героико — революционных фильмов наверняка помнят советский телесериал “Государственная граница”, снятый на киностудии “Беларусьфильм” в восьмидесятых годах и рассказывающий о службе советских пограничников (кстати, довольно неплохой фильм без выпячивания руководящей и направляющей роли партии, как это было принято в картинах того времени. Его и сегодня изредка показывают по ТВ, особенно в преддверие Дня пограничника).
В третьем фильме этого сериала — “Восточный рубеж”, снятом в 1982 году, действие происходит в конце 20-х годов на советско-китайской границе. Чекистка Ольга Анисимова (ее сыграла солистка Московского театра оперетты Инара Гулиева), проникшая в белогвардейский центр в Харбине, и пограничник Алексей Могилов (актер Владимир Новиков) предотвращают ряд провокаций на КВЖД, раскрывают заговор белокитайцев и белогвардейского центра в Харбине. Именно в этом фильме прозвучал “белогвардейский шансон” — романс “Институтка”
“Эмигрантские” песни и раньше звучали в советских фильмах, но это были в основном песни, написанные специально для конкретного фильма (например, “Русское поле” из “Неуловимых мстителей” или “Березовый сок” из “Ошибки резидента”). В “Государственной границе” же советский человек смог чуть ли не впервые услышать песню, которая была написана в эмиграции задолго до выхода фильма на экраны (правда, слегка “подкорректированный” по месту действия — Харбин — вариант); песню, до тех пор исполнявшуюся лишь на подпольных концертах. Даже удивительно, как цензура тех времен смогла пропустить этот эпизод фильма. Честь и хвала режиссерам фильма!
Однако, преднамеренно или нет, но создатели фильма немного ошиблись — песня “Институтка” появилась на свет только лет через двадцать после указанных в фильме событий.
Так давайте об этом подробнее.
Есть на свете песни, которые, кажется, были всегда. Включишь диск или кассету с такой песней и каждый слушатель, независимо от возраста, скажет: “Да-а. Старинная вещь, Еще моя бабушка пела ее под гитару…” Это срабатывает эффект человеческой памяти и качества музыкального материала. Песни стали народными и помнятся всем, как сказки, услышанные в детстве.
На самом деле большинству “народных” композиций никак не больше 50-70 лет от роду и еще можно, если сильно постараться, установить имена авторов и проследить обстоятельства создания незабываемых музыкальных произведений. Это касается и истории знаменитой “Институтки”, “дочки камергера”.
Обратимся к мемуарам Людмилы Ильиничны Лопато. Эта певица, исполнительница русских песен и романсов, звезда русских кабаре Парижа и Голливуда, хозяйка знаменитого парижского ресторана “Русский павильон”, прожила долгую (1914 — 2004) и насыщенную удивительными событиями и встречами жизнь, и даже успела в начале 2000-х годов сняться в документальном фильме Эльдара Рязанова “Княжеское гнездо”. В своей книге “Волшебное зеркало воспоминаний”, она писала о событиях пятидесятых годов ХХ столетия:
Поет Валя Сергеева, фактически, единственная женщина-певица советского шансонного андеграунда до середины 80-х, задолго до Любови Успенской названная “королевой блатной песни”
Не смотрите вы так сквозь прищур своих глаз,
Джентльмены, бароны и леди!
Я за двадцать минут опьянеть не смогла
От стакана холодного бренди.
Ведь я институтка, я фея из бара,
Я черная моль, я летучая мышь…
Вино и мужчины — моя атмосфера!
Приют эмигрантов — свободный Париж…
Мой отец в октябре убежать не успел,
Но для белых он сделал немало.
Срок пришел, и суровое слово “расстрел” —
Прозвучал приговор трибунала.
И вот я проститутка, я фея из бара,
Я черная моль, я летучая мышь…
Вино и мужчины — моя атмосфера!
Привет, эмигранты, свободный Париж…
Я сказала полковнику: “Нате, берите!”
Не донской же валютой за это платить.
Вы мне франками, сэр, заплатите.
А все остальное — дорожная пыль!
И вот я проститутка, я фея из бара,
Я черная моль, я летучая мышь…
Вино и мужчины — моя атмосфера!
Привет, эмигранты, свободный Париж…
Только лишь иногда, сквозь покров тихой страсти
Вспоминаю Одессы родимую пыль.
И тогда я плюю в их слюнявые пасти.
А все остальное – дорожная пыль.
Я проститутка, я фея из бара,
Я черная моль, я летучая мышь…
Вино и мужчины — моя атмосфера!
Привет, эмигранты, свободный Париж…
Мария Вега — литературный псевдоним Марии Николаевны Волынцевой, по мужу Ланг (во втором браке княгиня Нижерадзе). Родилась она в Петербурге, 5 июня 1898 года, в артистической семье: бабушка будущей писательницы А.К.Брошель в шестидесятых годах XIX столетия блистала на сцене Александринского театра, сестра ее танцевала в Мариинском, актером театра Сабурова был дядя — М.Брошель. Крестной матерью Маши Волынцевой стала великая актриса Мария Савина. Окончила Павловский женский институт.
Разных кукол на заказ
Мастерила я не раз…
Семь царевен, пять цариц,
То казненных, то черниц…
Глаз прищурь и посмотри:
В белом Эмма Бовари,
Красным бархатом Нана
Облита, оплетена.
Столько лет и столько бед!
Ни одной счастливой нет.
В годы Второй мировой войны поэтесса принимала участие в движении Сопротивления. Еще в 1946 году писательница. получила советский паспорт. С 1962 года она отдалилась от эмигрантских кругов, стала печататься в издаваемых в СССР Комитетом по связям с соотечественниками за рубежом журналах. Из-за своего желания вернуться в СССР она волей-неволей вошла в конфронтацию с эмигрантской публикой и в то же время так и не стала “персоной грата” в советской реальности.
На его груди лежала роза.
Им двоим один сужден конец.
Я совсем не Mater Dolorosa,
Я оруженосец и близнец…
Я — близнец, не Mater Dolorosa,
Мне не страшен близкий гул огня.
Я заплачу лишь о том, что роза
С ним сгорит сегодня, а не я.
Архив Марии Веги находится ныне в Центральном государственном архиве литературы и искусства СПб. Машинопись большого романа «Аттила» (в авторской орфографии «Атилла»), на материале некоторых малоизвестных страниц эмигрантской эпопеи (многомесячное «сидение» в закавказских Гаграх, полупризрачное зыбкое существование в условиях политической неопределенности, частой смены властей), была предложена в издательство «Северо-Запад» и погибла во время пожара в Ленинградском Доме писателя, где издательство размещалось (1994). Хранительница архива Марии Веги, поэтесса Светлана Соложенкина подготовила к печати её собрание стихотворений, где будут как переводы из Рильке, так и переводы английских стихотворений её мужа, Михаила Ланга. Книга пока не издана.
Мария Вега имела все шансы занять достойное место если не в советской официальной культуре, то в наследии «русского искусства в изгнании» наверняка, но не сложилось. Классическая ситуация — «меж двух огней», каждый из которых опалил крылья нашей героини и уже не дал ей возможность подняться. Имя её для многих читателей незнакомо. А вот песня на её стихи не просто известна, но и является одной из самых популярных вот уже на протяжении многих десятилетий. Кто положил стихотворение на музыку — неизвестно. Как и всякая полюбившаяся в народе песня, она дополнилась разными вариациями — новыми куплетами, выпавшими и измененными словами. В результате известно несколько вариантов песни.
Кто автор музыки? — неизвестно. Скорее всего, кто-то из тех же эмигрантов. Песня давно ушла в народ, и, как и всякая полюбившаяся в народе песня, она дополнилась разными вариациями — новыми куплетами, выпавшими и измененными словами. В результате известно несколько вариантов песни, и какой из них можно считать авторским, сегодня уже установить невозможно.
В очень любимой мною передаче “В нашу гавань заходили корабли”, занимающейся сбором и популяризацией “дворовой песни” (сколько позабытых песен своего детства я там услышал!) песню пела Лариса Крылова.
Известный российский драматург, художественный руководитель театра “У Никитских ворот», Марк Розовский, поставил силами своего театра музыкальный спектакль под открытым небом “Песни нашего двора”, идущий с аншлагами уже много лет. Песню “Черная моль” (“Институтка”) не просто спел, а сыграл заслуженный артист России Александр Вилков.
Историческая справка
Камергер — придворный чин и придворное звание высокого ранга. В России это звание-должность было введено Петром I взамен должности ключника. В Табеле о рангах первоначально находился в V классе, с 1737 года состоял в VI классе, а в 1809 году переведён в IV класс. Обязанности камергера были не обременительными. Как записано в «Полном собрание законов Российской империи», получив генеральский мундир, камергер носил за императрицей шлейф и стоял у трона, «пока Ея Величество изволят пить спросить».
Со временем, звание стало терять значимость. Императрица Екатерина II пожаловала в камергеры более 100 человек, а к концу XIXв. звания камергера были удостоены многие люди, не имевшие отношения к служению при дворе, например, литераторы Тютчев, Вяземский, Фет, композитор Римский-Корсаков.
Институтка — воспитанница женского образовательного учреждения в Российской империи. Мария Вега (Мария Волынцева) окончила Павловский женский институт.
Свое начало институт вел от основанного в 1798 году указом Павла I военно-сиротского дома для детей офицеров и солдат, павших в боях. В 1807 году открылось специальное “девичье училище”, переименованное в 1829 году в Павловский женский институт.
Принимали в институт девочек десяти-одиннадцати лет. Срок обучения составлял семь лет. В Павловском институте учились девочки из обедневших дворянских семей, преимущественно сироты, дочери офицеров и служащих в военном ведомстве.
Воспитанницы были ограждены от окружающего мира, и все свое время проводили в институте; домой их отпускали только на Пасху, Рождество и на летние каникулы. Так как девочки, учившиеся здесь, были небогаты, их готовили к скромной семейной и трудовой жизни. Помимо общеобразовательных предметов, таких как французский и немецкий языки, девушек обучали кройке, шитью, домашнему хозяйству. Выпускницы получали диплом со званием домашней учительницы.