Я отбывал в Сибири наказанье,
считался работящим мужиком
и заработал личное свиданье
с женой своим трудом, своим горбом.
Я написал: «Явись, совсем соскучился,
здесь в трех верстах от лагеря вокзал…»
Я ждал жену, жрать перестал, измучился,
все без конца на крышу залезал.
Заныло сердце, как увидел бедную,
согнулась до земли от рюкзака,
но на нее, на бабу неприметную,
с барачной крыши зарились зека.
Торчал я перед вахтою взволнованный,
там надзиратель делал бабе шмон,
но было мною в письмах растолковано,
как под подол притырить самогон.
И завели нас в комнату свидания;
дуреха ни жива и ни мертва,
а я, как на судебном заседании,
краснел и перепутывал слова.
Она присела, милая, на лавочку,
а я присел на старенький матрас —
вчера здесь спал с женой карманник Лавочкин,
позавчера растратчик Моня Кац.
Обоев синий цвет немало вылинял,
в двери железной кругленький глазок,
в углу портрет товарища Калинина —
молчит, как в нашей хате образок.
Потолковали. Трахнул самогона я
и самосаду закурил… Эх, жисть!
Стели, жена, стели постель казенную
да, как бывало, рядышком ложись.
Дежурные в глазок бросают шуточки,
кричат зека тоскливо за окном:
«Отдай, Степан, супругу на минуточку,
на всех ее пожиже разведем».
Ах, люди, люди, люди несерьезные,
вам не хватает нервных докторов.
Ведь здесь жена, а не быки колхозные
огуливают вашинских коров.
И зло берет, и чтой-то жалко каждого,
да с каждым не поделишься женой…
На зорьке, как по сердцу, бил с оттяжкою
по рельсе железякою конвой.
Давай, жена, по кружке на прощание,
садись одна в зелененький вагон,
не унывай, зимой дадут свидание,
не забывай — да не меня, вот глупая, —
не забывай, как прятать самогон.
1966
Алешковский Юз. Собрание сочинений. В трех томах. Том 3. — М.: «ННН», 1996